Южный Урал, № 11 - Яков Вохменцев

К а л м ы к о в. Нил, извести Лизу. (Чижов уходит в гостиную.)

А н д р е й  П а в л о в и ч. Такие-то дела, Иван Иванович.

К а л м ы к о в. Куда уж хуже.

А н д р е й  П а в л о в и ч. Не зря говорится, что булат имеет волшебную силу.

К а л м ы к о в. А ведь есть что-то, Андрей Павлович. С появлением булата у нас на фабрике люди словно другие стали. В городе напряженность, тревога и растерянность. Все стали спать с закрытыми ставнями. Уж на что, казалось бы, крепкой натуры человек господин Шмаус — образец немецкой точности и аккуратности, и его будто подменили: стал опаздывать на службу, чего раньше не бывало, в моем кабинете не раз появлялся без галстука, нередко забывал у меня на столе шляпу и даже папку с бумагами, а третьего дня оступился с крыльца и вывихнул ногу — сейчас лежит в постели.

А н д р е й  П а в л о в и ч. Ха-ха-ха… Даже упал с крыльца. Однако озадачил их всех господин Аносов.

Входят Елизавета Федоровна с Чижовым.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Ах, боже мой! С дороги — и сразу за дело. Да отдохните вы, Андрей Павлович. (Берет князя под руку.) И ты, Жан, дал бы человеку отдохнуть с дороги.

К а л м ы к о в. Не потребовал бы ревизии. У меня тут с мостом неувязка: денег нет и моста нет.

А н д р е й  П а в л о в и ч. Уладим все, Иван Иванович.

К а л м ы к о в. Нил! Где Павел Петрович?

Ч и ж о в. В приемной, проверяет книги. (Уходит.)

К а л м ы к о в (к князю). Слышите, уже проверяет книги. (Приоткрыв дверь.) Павел Петрович! Ну что за церемонии! Мы ждем вас все.

Входит Аносов. Елизавета Федоровна в замешательстве подает ему руку для поцелуя.

А н о с о в. Я не хотел мешать вашему разговору, князь.

А н д р е й  П а в л о в и ч. Зачем же? Сейчас и поговорим о деле.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. О деле потом, Андрей Павлович. Обед уже на столе. Прошу и вас, Павел Петрович, отобедать вместе с нами.

А н о с о в. Благодарю, я сыт.

Елизавета Федоровна, Калмыков и князь уходят. Аносов берет колокольчик, звонит. Входит Чижов.

Ч и ж о в. Что вам угодно, Павел Петрович?

А н о с о в. Придут мастеровые, пропустите всех ко мне. (Чижов в недоумении.) Что? Вас не радует мой приезд?

Ч и ж о в. Что ж, я готов служить каждому.

Вбегает Женя, взволнованная.

Ж е н я. Павлуша, милый мой, вернулся?

А н о с о в. Радость моя!

Ж е н я. А говорили, ты не вернешься… Я уж плакала не раз.

А н о с о в. Зачем же расстраиваться?

Ж е н я. Ты совсем вернулся?

А н о с о в. Как видишь.

Ж е н я. А Михаил Никитич?

А н о с о в. Он помог мне создать булат. А я своим булатом помог ему вернуться к семье.

Ж е н я. У нас прошла молва, что и тебя оставили в столице. Я думала, что мы и не свидимся больше.

А н о с о в. Ты обижаешь меня, Женя. Да если бы я и остался в столице, то только вместе с тобой.

Ж е н я. Как я счастлива, будто крылья выросли!

А н о с о в. Надеюсь, что сейчас нашему счастью, Женя, ничто не помешает.

Входят Швецов, Жбанов и Петухов со свертками бумаг, Жбанов несет саквояж Аносова.

А н о с о в. Спасибо, братцы! (Берет саквояж, вынимает из кармана ключ, открывает.) Спасибо! Все на месте. Тут ценные бумаги.

Ш в е ц о в. Мы так и считали.

Ж б а н о в. Не зря, значит, трясли нас здесь, тянули в полицию.

П е т у х о в. Набоялись, натряслись, что и говорить. Особливо, когда с обыском пошли по хатам. (Показывает на саквояж.) Он у меня тогда хранился. Я его в конуру к собаке упрятал. Она у меня цепная и злющая: окромя домашних, никто не подходи. А тут, когда пришел околодочный при всей амуниции, она, окаянная, с перепугу и хвостом виляет, ластиться к нему стала. Ну, думаю, заглянет к ней в конуру и делу конец — не миновать зеленой. Ан, нет, ничего, пронесло.

Ж б а н о в. Страх-страхом, но и смеху было вдоволь. Немецкие мастера все всполошились: дружбу с нами завели, водчонкой потчевать стали, интересуются, что и как? Я говорю им, что Павел Петрович перед снятием булатной плавки какую-то молитву шептал и цветы от святой травы «Иван Купала» добавлял, и, чудно́, верят ведь. Мастер Неймаер стал просить меня достать ему этой святой травы и обещал за это мне бороду постричь бесплатно. Он, оказывается, у себя на родине работал парикмахером, копейки получал. А в Россию привезли, мастером сделали и тыщу серебром в год. Если бы деньги были живы, они бы заплакали.

Раскрывается дверь, и в комнату падает Маша. Швецов подхватывает ее. Вслед за Машей вталкивают Якова.

Ш в е ц о в. Нашли, окаянные!

А л е к с а н д р (входит и говорит за дверь). Караул не снимать. А ну-ка, паршивцы, объясните господину директору… (Видит Аносова, саквояж, микроскоп, кинжалы. Остолбенел.)

А н о с о в. Мастерски расправляетесь.

М а ш а (плачет). Они мне все косточки помяли, ногами топтали.

А н о с о в (Александру). Выйдите отсюда.

А л е к с а н д р. Я не к вам, я к директору фабрики.

А н о с о в. Директором фабрики назначен я.

З а н а в е с.

К о н е ц.

Людмила Татьяничева

ВИШНЕВЫЙ САД

Жене цветов он не дарил.В любви не клялся ей.Но вряд ли кто еще любилЖену свою нежней.Она приехала к нему,Оставив дом, подруг,Сменяла город свой в КрымуНа край полярных вьюг.Но только стоило веснеСломать стальные льды,Как вновь ей виделись во снеЦветущие сады.И начинал тускнеть, груститьЕе веселый взгляд…И муж задумал подаритьЖене вишневый сад.Едва взмахнет крылом заря,Лопату в руки брал.— Ты это все задумал зря, —Твердили стар и мал.— Да в нашем климате крутомТвой сад не станет жить…Но он был молод и притомУмел с землей дружить.Но он любил и был любимИ не жалел труда,И отступили перед нимСедые холода.Согрел он землю теплотойБольшой своей любви.И каждой ветке молодойОн приказал: живи!И, как мальчишка, был он рад.Взглянув в глаза жене,Спросил: — Скажи, не этот садТы видела во сне?..Он не любил парадных слов,В любви не клялся ей,Но вряд ли кто свою любовьМог выразить нежней!…Когда я слышу голос твой,Родной встречаю взгляд,Мне вспоминается поройВишневый этот сад.

Людмила Татьяничева

МАМА

Как часто невниманьем обижаемМы в юности отцов и матерей.Домой из института приезжая,К своим друзьям торопимся скорей.Назавтра отложив все разговоры,Едва успев костюм дорожный снять,В ромашковые милые просторыУже летим мы детство догонять.Шутя, в подруг бросаем мы цветами,Забыв нарвать для матери букет.А мать нас ждет, живет и дышит нами,Обновы шьет, готовит нам обед.Нас держит лес, не отпускает Кама.Уже темно… Поужинать — и спать.И лишь во сне мы повторяем:                                       — Мама…И до зари не спит над нами мать.А ночь идет, всю землю обнимая,Закутав в бархат тихие дома.Но мать не спит… Я это понимаюС тех пор, как стала матерью сама!

Вячеслав Дробышевский

НА ПУТИ К ИЗОБИЛИЮ

ЗАМЕТКИ С ОБЛАСТНОЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ВЫСТАВКИ

Сто тысяч человек посетило областную сельскохозяйственную выставку, проведенную в Челябинске в конце октября 1953 года. На ней побывали колхозники и механизаторы всех сельских районов области, труженики Челябинска, учащиеся челябинских школ, гости из соседних областей — Свердловской, Молотовской, Чкаловской, Курганской. Экспонаты выставки вызывали живой интерес у посетителей. В достижениях передовиков они видели завтрашний день колхозов, эти достижения подсказывали конкретные пути быстрейшего решения важных народнохозяйственных задач, поставленных сентябрьским Пленумом Центрального Комитета партии.

В недавнем прошлом большинство колхозов и совхозов нашей области получали низкие урожаи зерновых культур, область из года в год не выполняла государственный план хлебозаготовок. Теперь стопудовые урожаи хлебов уже не редкость на южноуральских полях. Передовики собирают по 120—140 пудов зерна с гектара. Почти все хозяйства выполняют план хлебосдачи до середины сентября.